Как долго тянется наша история? Что было с нами, а что - уже нет?
Я живу в стране, богатой раскопками.
Не дома и дворцы, а руины и обломки.
Не удобный туристу маршрут, а потерявшая управление машина времени.
Я пытаюсь представить себе прежних обитателей этих мест.
Как они взбегали по крутым ступенькам, напрягая гибкие суставы.
Не боялись ни высоких скал, ни глубоких колодцев.
Подсчитывали неровные монеты при свете солнца сквозь слюдяные окошки.
Коварные, доверчивые, легкие на расправу.
На их поясах гремели связки ключей, каждый - от кончика безымянного пальца до локтя.
И какими, кстати, были их пальцы?
Они давили масло в каменных прессах.
Не мылись, наверное, потому что нечем было.
Смотрелись в зеркала из начищенного серебра.
Погибали, запутавшись волосами в ветвях деревьев.
Путешествовали в составе армий.
Исчезли.
У меня короткие волосы и длинные пальцы.
Я боюсь глубины больше, чем высоты.
Я часто нахожу дома ключи и не помню, какую дверь они открывали.
Я не верю в преемственность. Те люди умерли, а мы взялись ниоткуда.
Я живу в стране, богатой раскопками.
Не дома и дворцы, а руины и обломки.
Не удобный туристу маршрут, а потерявшая управление машина времени.
Я пытаюсь представить себе прежних обитателей этих мест.
Как они взбегали по крутым ступенькам, напрягая гибкие суставы.
Не боялись ни высоких скал, ни глубоких колодцев.
Подсчитывали неровные монеты при свете солнца сквозь слюдяные окошки.
Коварные, доверчивые, легкие на расправу.
На их поясах гремели связки ключей, каждый - от кончика безымянного пальца до локтя.
И какими, кстати, были их пальцы?
Они давили масло в каменных прессах.
Не мылись, наверное, потому что нечем было.
Смотрелись в зеркала из начищенного серебра.
Погибали, запутавшись волосами в ветвях деревьев.
Путешествовали в составе армий.
Исчезли.
У меня короткие волосы и длинные пальцы.
Я боюсь глубины больше, чем высоты.
Я часто нахожу дома ключи и не помню, какую дверь они открывали.
Я не верю в преемственность. Те люди умерли, а мы взялись ниоткуда.