![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
Apr. 12th, 2010 09:57 pmСтатья, без преувеличения, замечательная.
Она вышла в "Дружбе народов" №4 (2010).
"Когда умерли автобусы"
Mar. 8th, 2009 01:54 amТам сюжеты, которые, зачастую, можно было бы назвать фантастическими - вещество, из которого сделаны сны, дыра между адом и нашим миром, смерть автобусов и т.д.
Но я бы этот жанр назвала как раз гипер-реализмом. В том смысле, что Керет озвучивает то, что составляет нашу жизнь, но что нам удобнее не замечать. Это такая жизнь без фильтров. "Первое, что приходит в голову", страхи, непрошенные ассоциации, мысли, которые человек отгоняет. А что, если не отгонять их, а прослеживать, доводить до логичекой точки?
Из этих шумов неожиданно складывается замысловатый рисунок, который мог бы быть страшным, и он, наверное, страшный и есть. Но он не вызывает отторжения. Наоборот, в него хочется всматриваться.
Мне это напомнило как герой Дастина Хоффмана в "Человеке дождя" на протяжении всего фильма фотографирует, а в конце показывают сделанные им фотографии. И ты пытаешься уловить логику, и никогда ее не уловишь.
Или как герой "Черной книги" Орхана Памука ищет в Стамбуле свою пропавшую жену. Какой логикой он руководствуется? Подоплека его решений не может быть восстановлена.
Я думаю, чтобы вот так писать - не отсеивая то, что мозг стремится отсеить, нужно быть очень смелым человеком. И еще, я думаю, нужно обладать необыкновенной энергией - чтобы не уставать от этого обилия оживших побочных линий.
На одной из встреч с читателями Керет скзал, что страдает плоскостопием, и при ходьбе чувствует, как в затылке отдается каждый его шаг. А письмо для него сопряжено с ощущением невесомости.
И, читая его, очень четко это осознаешь. Привычные взаимоотношения между всем, о чем он пишет, меняются, обычные законы взаимодействия теряют действительность. Так, наверное, чувствует себя турист на космическом корабле.
Я взяла в библиотеке томик его рассказов на иврите. Очень интересно будет почитать в оригинале. А заодно понять: где в этой книге Керет, а где - Горалик.
"Когда умерли автобусы"
Mar. 8th, 2009 01:54 amТам сюжеты, которые, зачастую, можно было бы назвать фантастическими - вещество, из которого сделаны сны, дыра между адом и нашим миром, смерть автобусов и т.д.
Но я бы этот жанр назвала как раз гипер-реализмом. В том смысле, что Керет озвучивает то, что составляет нашу жизнь, но что нам удобнее не замечать. Это такая жизнь без фильтров. "Первое, что приходит в голову", страхи, непрошенные ассоциации, мысли, которые человек отгоняет. А что, если не отгонять их, а прослеживать, доводить до логичекой точки?
Из этих шумов неожиданно складывается замысловатый рисунок, который мог бы быть страшным, и он, наверное, страшный и есть. Но он не вызывает отторжения. Наоборот, в него хочется всматриваться.
Мне это напомнило как герой Дастина Хоффмана в "Человеке дождя" на протяжении всего фильма фотографирует, а в конце показывают сделанные им фотографии. И ты пытаешься уловить логику, и никогда ее не уловишь.
Или как герой "Черной книги" Орхана Памука ищет в Стамбуле свою пропавшую жену. Какой логикой он руководствуется? Подоплека его решений не может быть восстановлена.
Я думаю, чтобы вот так писать - не отсеивая то, что мозг стремится отсеить, нужно быть очень смелым человеком. И еще, я думаю, нужно обладать необыкновенной энергией - чтобы не уставать от этого обилия оживших побочных линий.
На одной из встреч с читателями Керет скзал, что страдает плоскостопием, и при ходьбе чувствует, как в затылке отдается каждый его шаг. А письмо для него сопряжено с ощущением невесомости.
И, читая его, очень четко это осознаешь. Привычные взаимоотношения между всем, о чем он пишет, меняются, обычные законы взаимодействия теряют действительность. Так, наверное, чувствует себя турист на космическом корабле.
Я взяла в библиотеке томик его рассказов на иврите. Очень интересно будет почитать в оригинале. А заодно понять: где в этой книге Керет, а где - Горалик.
Мой Лондон
Mar. 22nd, 2006 05:09 pm
Чтобы попасть туда, нужно было совершить особую церемонию. Выскользнуть за тяжелую школьную дверь, спешить вдоль трамвайных рельсов, предвкушать; а потом, придя к бабушке, задернуть занавески в преданной хозяйке спальне – я слежу, чтобы в доме не было пыли – и повалиться на нездешнее шелковое покрывало с павлинами. Павлины знали дорогу. Мы были заговорщиками. За невзрачными створками обветшалых книжных переплетов неизменно открывалось подсвеченное редкими газовыми фонарями пространство, в котором отдельные фрагменты фасадов имели четкие очертания, но, свернув в любой проулок, можно было потеряться, оказаться на незнакомой улице, скользить по влажной траве, пересекать булыжные мостовые, заглядывать в окна, где музицировали послушные барышни, и сироты обреченно собирались вокруг пыльного стола с запертой на замок суповой кастрюлей. Мой Лондон.
Задумчивый гусь прятал в зобу мерцающий голубой карбункул. Ребенок совершенно не дышит воздухом.. Пляшущие человечки только притворялись безобидными. Еврейская девочка не должна получать двойки и тройки. Домби и сын заходились в судебной тяжбе. Издевательски хохоча, несломленная Бекки Шарп, давняя знакомая шелковых павлинов, швыряла СЛОВАРЬ в ворота ненавистного пансиона. А с гаража на гараж слабО перепрыгнуть? Усталый кэбмен ежился под дождем. Все джинсы да джинсы, хоть платьице бы надела. Отчаявшемуся не-Эрнсту открывали тайну его рождения. Туберкулезно кашляя, плелись к работному дому бродяги. На площадь выходил Оливер Твист. Никогда не звони мне больше. Курьерский поезд отбывал от вокзала Виктория. Нарядный рыцарь дремал в Пушкинском музее.
Мой замок с потайными ходами, my shelter, мое обжитое детское зазеркалье. По твоим гладким сводам уже пошли трещины. Лорд Горинг ничуть не свободнее Гертруды. Ему нужно было жениться на миссис Чивли. Или на Бекки Шарп.
Скоро я увижу тебя, мой Лондон. И ты никогда уже не будешь моим.
Мой Лондон
Mar. 22nd, 2006 05:09 pm
Чтобы попасть туда, нужно было совершить особую церемонию. Выскользнуть за тяжелую школьную дверь, спешить вдоль трамвайных рельсов, предвкушать; а потом, придя к бабушке, задернуть занавески в преданной хозяйке спальне – я слежу, чтобы в доме не было пыли – и повалиться на нездешнее шелковое покрывало с павлинами. Павлины знали дорогу. Мы были заговорщиками. За невзрачными створками обветшалых книжных переплетов неизменно открывалось подсвеченное редкими газовыми фонарями пространство, в котором отдельные фрагменты фасадов имели четкие очертания, но, свернув в любой проулок, можно было потеряться, оказаться на незнакомой улице, скользить по влажной траве, пересекать булыжные мостовые, заглядывать в окна, где музицировали послушные барышни, и сироты обреченно собирались вокруг пыльного стола с запертой на замок суповой кастрюлей. Мой Лондон.
Задумчивый гусь прятал в зобу мерцающий голубой карбункул. Ребенок совершенно не дышит воздухом.. Пляшущие человечки только притворялись безобидными. Еврейская девочка не должна получать двойки и тройки. Домби и сын заходились в судебной тяжбе. Издевательски хохоча, несломленная Бекки Шарп, давняя знакомая шелковых павлинов, швыряла СЛОВАРЬ в ворота ненавистного пансиона. А с гаража на гараж слабО перепрыгнуть? Усталый кэбмен ежился под дождем. Все джинсы да джинсы, хоть платьице бы надела. Отчаявшемуся не-Эрнсту открывали тайну его рождения. Туберкулезно кашляя, плелись к работному дому бродяги. На площадь выходил Оливер Твист. Никогда не звони мне больше. Курьерский поезд отбывал от вокзала Виктория. Нарядный рыцарь дремал в Пушкинском музее.
Мой замок с потайными ходами, my shelter, мое обжитое детское зазеркалье. По твоим гладким сводам уже пошли трещины. Лорд Горинг ничуть не свободнее Гертруды. Ему нужно было жениться на миссис Чивли. Или на Бекки Шарп.
Скоро я увижу тебя, мой Лондон. И ты никогда уже не будешь моим.
мелкий шрифт
Dec. 3rd, 2005 09:48 pmПосреди Аральской пустыни - даже не на бывшем берегу бывшего моря, а в отдалении от него - в нескольких часах езды на машине по тряскому песчаному бездорожью, стоит дом. На доме надпись красными аршинными буквами: "ИСКУССТВО ПРИНАДЛЕЖИТ НАРОДУ". ( все так и есть )
мелкий шрифт
Dec. 3rd, 2005 09:48 pmПосреди Аральской пустыни - даже не на бывшем берегу бывшего моря, а в отдалении от него - в нескольких часах езды на машине по тряскому песчаному бездорожью, стоит дом. На доме надпись красными аршинными буквами: "ИСКУССТВО ПРИНАДЛЕЖИТ НАРОДУ". ( все так и есть )
